Биофизик и биокит
Я вхожу в лифт, за мной два мальчика. Одному лет семь, он полный, второму около 2-3, тоже не тощий, темные волосы стоят ежиком. Они братья. Мне надо на 7 этаж, но они же все-таки дети, поэтому доброжелательно предлагаю им:
- Нажимайте.
Им на 10 этаж. Ничего, прокатимся. Однако проходит минуты 3, а лифт еще не доехал.
- Почему так долго едем? - спрашиваю у детей.
- Так на последний этаж же, - объясняют они. Логично: я езжу всегда на 7, понятно, что до 10го ехать дольше. Во сне такого объяснения достаточно.
Лифт становится чем-то вроде квартиры. Теперь он шире, в задней стене - окно, на полу валяются носки. Ехать нам долго, поэтому я чувствую ответственность за детей. Они же маленькие, а я большая.
Младенец не сразу появился у меня в ладони, скорее я взяла его с пола. Он очень мал, совсем новорожденный. Держу его на руках.
Мы уже давно в лифте (около часа), мы проезжаем Саяно-Шушенский(??). Младший из братьев почему-то оказывается раздет догола, я вожусь с ними, отложив младенца. Обхожу ребенка спереди - оказывается, это девочка. Стою в шоке.
Вспоминаю про младенца, оставляю девочку на старшего брата, беру на руки маленького - он словно уменьшился, кожа обтянула череп, лицо стало слегка нечеловеческим. Разворачиваю пеленки - сзади на шее младенца две симметричные дыры.
Это жабры, понимаю я, и вспоминаю курс школьной биологии. Младенец очень недоношен. Нужно скорее выбираться из этого лифта, и бежать к кому угодно, к соседке, хоть к кому, но спасти ребенка. Тем более, что брат и сестра - дети для меня левые, а младенец этот - он МОЙ. Нет, не мой ребенок, но явно из моей семьи (в лифт попал вместе со мной/из-за меня)
Мы еще что-то делаем, обычный процесс существования. Младенец все уменьшается, скорее ссыхается. Он едва длиннее моей ладони и похож на рыбу, вынутую из воды и засушенную. Я понимаю, что его уже вряд ли удастся спасти, но не плачу, отношусь к этому с практицизмом. Наверное, когда доедем, нужно будет попросить людей помочь мне похоронить его по-человечески, все-таки он - моя плоть. Переключаю внимание на старших детей.
Лифт наконец приехал, но мы пока не можем выйти. Трехлетняя девочка одета в штаны, но футболки на ней нет. Поручаю брату одеть сестру, сама сортирую валяющиеся носки - какие мои, какие детей. Дверь лифта открыта. Младенец принял форму картонной змеи. Хоронить его теперь глупо, я абсолютно не чувствую родства. Из открытой двери квартиры магнитофон дурным женским голосом поет "Семантику".
Страшный сон.
Сегодня моя сестра плавает в красном космосе, и сны о умирающих новорожденных вгоняют меня в животный ужас.
Не умирай, пожалуйста. Мы любим тебя. Если это связано с тем, что недавно мы дрались с Андреем - не принимай это близко к сердцу, хорошо? Пусть мы не любим друг друга, но ведь большую часть времени общаемся нормально. Пусть мы не очень-то семья, но мы будем любить тебя, обещаю. Все по отдельности, все по-разному, но ради тебя мы забудем то, что не можем простить друг другу. И в конце концов, среди нас есть Ольга. Пусть я не самая офигенная сестра, пусть Андрей частенько ведет себя как чмо, а не отец, но лучшей матери, чем Ольга, я не могу тебе пожелать. Мы не молодые и не наивные, у нас свои тараканы... но мы не самые худшие, правда.
Эй, Плешковы, слабо подарить нормальное детство хоть одному ребенку?...
- Нажимайте.
Им на 10 этаж. Ничего, прокатимся. Однако проходит минуты 3, а лифт еще не доехал.
- Почему так долго едем? - спрашиваю у детей.
- Так на последний этаж же, - объясняют они. Логично: я езжу всегда на 7, понятно, что до 10го ехать дольше. Во сне такого объяснения достаточно.
Лифт становится чем-то вроде квартиры. Теперь он шире, в задней стене - окно, на полу валяются носки. Ехать нам долго, поэтому я чувствую ответственность за детей. Они же маленькие, а я большая.
Младенец не сразу появился у меня в ладони, скорее я взяла его с пола. Он очень мал, совсем новорожденный. Держу его на руках.
Мы уже давно в лифте (около часа), мы проезжаем Саяно-Шушенский(??). Младший из братьев почему-то оказывается раздет догола, я вожусь с ними, отложив младенца. Обхожу ребенка спереди - оказывается, это девочка. Стою в шоке.
Вспоминаю про младенца, оставляю девочку на старшего брата, беру на руки маленького - он словно уменьшился, кожа обтянула череп, лицо стало слегка нечеловеческим. Разворачиваю пеленки - сзади на шее младенца две симметричные дыры.
Это жабры, понимаю я, и вспоминаю курс школьной биологии. Младенец очень недоношен. Нужно скорее выбираться из этого лифта, и бежать к кому угодно, к соседке, хоть к кому, но спасти ребенка. Тем более, что брат и сестра - дети для меня левые, а младенец этот - он МОЙ. Нет, не мой ребенок, но явно из моей семьи (в лифт попал вместе со мной/из-за меня)
Мы еще что-то делаем, обычный процесс существования. Младенец все уменьшается, скорее ссыхается. Он едва длиннее моей ладони и похож на рыбу, вынутую из воды и засушенную. Я понимаю, что его уже вряд ли удастся спасти, но не плачу, отношусь к этому с практицизмом. Наверное, когда доедем, нужно будет попросить людей помочь мне похоронить его по-человечески, все-таки он - моя плоть. Переключаю внимание на старших детей.
Лифт наконец приехал, но мы пока не можем выйти. Трехлетняя девочка одета в штаны, но футболки на ней нет. Поручаю брату одеть сестру, сама сортирую валяющиеся носки - какие мои, какие детей. Дверь лифта открыта. Младенец принял форму картонной змеи. Хоронить его теперь глупо, я абсолютно не чувствую родства. Из открытой двери квартиры магнитофон дурным женским голосом поет "Семантику".
Страшный сон.
Сегодня моя сестра плавает в красном космосе, и сны о умирающих новорожденных вгоняют меня в животный ужас.
Не умирай, пожалуйста. Мы любим тебя. Если это связано с тем, что недавно мы дрались с Андреем - не принимай это близко к сердцу, хорошо? Пусть мы не любим друг друга, но ведь большую часть времени общаемся нормально. Пусть мы не очень-то семья, но мы будем любить тебя, обещаю. Все по отдельности, все по-разному, но ради тебя мы забудем то, что не можем простить друг другу. И в конце концов, среди нас есть Ольга. Пусть я не самая офигенная сестра, пусть Андрей частенько ведет себя как чмо, а не отец, но лучшей матери, чем Ольга, я не могу тебе пожелать. Мы не молодые и не наивные, у нас свои тараканы... но мы не самые худшие, правда.
Эй, Плешковы, слабо подарить нормальное детство хоть одному ребенку?...